Кем только он ни собирался стать: и военным, и кондитером, и чемпионом по бегу на роликовых коньках, и дрессировщиком…
Но стал композитором, которого зает весь мир, певцом, которого боготворят французы. Артистом, способным в свои 73 года каждый вечер в течение месяца собирать аншлаги в парижском Пала де Конгресс. Завороженные зрители не замечают, как подходит к концу трёхчасовой концерт знаменитого шансонье. И уходят, унося с собой воспоминания на всю жизнь.
Помню, с каким восторгом в одной из телепрограмм Людмила Гурченко говорила о потрясающей ауре, о необъяснимом воздействии голоса, вспоминая концерт Азнавура в Москве. А ведь это было в 1963 году! Я рассказала об этом Шарлю Азнавуру. Он усмехнулся:

- С тех пор много воды утекло, мы изменились, я стал мощнее. В тебе должно быть нечто большее, что-то, чего нет у других, чтобы в этом мире выделиться, не так ли?

- Когда я не выступаю с концертами (4-5 месяцев в году), я встаю в 6.30 – 7.00 утра, завтракаю с моей женой Уллой. Мы разговариваем, смотрим новости, потом я закрываюсь в своём кабинете, чтобы поработать. Прерываюсь на обед, а затем снова сажусь писать. Правда, никогда не пишу по вечерам.

- Мы уже 33 года вместе – и это главное качество, которое я в ней ценю. Улла не любит премьеры, толпу, она не умеет произносить речи о своём муже (смеётся). Когда мы дома, мы такая же супружеская пара, как и все остальные.

- Такова жизнь, но мы по-прежнему связаны друг с другом – и со старшей дочерью Седой, которая живёт в Калифорнии, и с Николя, который учится в Монреале, и с Мишей, который живёт в Париже. Что касается Кати, то она звонит своей маме по четыре раза в день!

- Седа больше не поёт, она живёт в Калифорнии и полностью посвящает себя детям: Лире и Джейкобу. Катю преемственность вовсе не волнует. Всё, что она хочет, это петь. Признаюсь, это забавно, что она у меня под боком.

- Да, очень.

- В том, что я никогда не заглядывала в чужой карман. А ещё – в крепкой, сплочённой семье. Это очень важно, иметь такую, я бы сказал, армянскую семью. Жена моя, правда, шведка, но семья всё же армянская.

- Нет, я не смогу жить в Армении. Это не моя страна. Я там не жил, не учился. Не могу себе этого представить. Да и язык… я плохо говорю (произносит по-русски) по-армянски.

- Не знаю, что-то там внутри есть такое… Наверное, из-за своей семьи. Ведь по сути сам я – француз. Что во мне осталось армянского? Язык – не армянский, искусство моё – не армянское, образование – французское. Но зато армянская семья. Мы родились армянами ибудем ими до смерти.

- Не только рождение, что-то ещё, пожалуй… Вероисповедание. Да, вера, религия. Я не очень набожный человек, но уверен в необходимости и полезности нашей веры, церкви. Ведь и прежде, и теперь она нас сплачивая, помогает выжить.
Кстати, такой малоизвестный факт: сегодня в Турции живут около миллиона армян-мусульман. Они проживают компактно и говорят на диалекте армянского языка, который многим кажется турецким. Но это армянская речь. Я считаю, что мы – новое демократическое сообщество, а демократия предполагает наличие в этом сообществе и иудеев, и католиков, и мусульман, и протестантов. Почему бы и нет? Принимая это, нас уже будет не 7 млн., а 8, 9, 10. Нас мало, а нация должна разрастаться.

- Количество перерастает в качество. Разные люди с разной культурой, багажом, технологическими возможностями из разных частей мира могли бы принести пользу Армении. Она во многом сегодня нуждается, в том числе в мозгах, технологиях. У нас есть много хорошего в Армении, но отсутствие современных технологий – огромный минус, доставшийся в наследство от коммунистического режима. Этот режим забывает о многих вещах. Так, школы находятся в плачевном состоянии, детские дома ужасны, дома для престарелых просто не приспособлены для жизни. И для их обустройства нужны деньги. По мировым меркам не такие большие. Всё это должно строиться. Всё, что в наших силах – мы решаем. Отстроим детишкам школы и перейдём к другим делам.

- Нет, недостаточно. Стране очень много всего нужно, только имя ничего не даёт.

- Руководство молодое, и страна новая, молодая. И наследство им досталось незавидное.
Я добился успеха и убеждён, что мой человеческий долг – помогать другим людям. Нужно давать не только тем, кто умеет просить, но нужно ещё уметь услышать тех, кому стыдно это делать.

- Да, француз, но и армянин тоже, для французов.

- Нет, у меня никогда таких проблем не было. В Париже никто, думаю, с этим не сталкивался. Были определённые сложности в Марселе. Но у кого их не было в Марселе – и у итальянцев, и у арабов? Но это всё в прошлом.

- Стыдиться своей национальности?

Никогда. Я не очень много общаюсь с армянами, но уже тогда, когда мне было 10-11 лет и я работал в театре, на вопрос, откуда я родом, я отвечал, что родился в Париже, но я армянин. А почему я должен это скрывать? А у тех, кто так поступает, явно что-то не в порядке с головой или сердцем. Если ты кем-то стал там, в России, чего-то добился – то помогай Армении, как это делаем мы или армяне США. Ни мы здесь, ни они там, в Америке, не стыдимся того, что армяне. И так должно быть во всём мире!

- Было дело. Мошенников тогда было много, украли у неё все вещи, столкнулась со многими проблемами, никто не помог и, в результате, не выдержало сердце…
Но мы не это запомнили. В памяти нашей остался лишь печальный факт ухода мамы из жизни.

- Я бы так ответил. Вы знаете, сколько страданий легло на плечи диаспоры? И было важно суметь не погрязнуть в неприятностях, а двигаться вперёд. И в этих обстоятельствах единственно спасательным был путь, который прошла моя семья. Конечно, моя мать оплакивала своих убитых близких родственников в Даль-Эль-Зоре во время геноцида, но тем не менее мы всегда были очень конструктивными. Такой подход был очень важен для диаспоры, и я надеюсь, так смогут поступить и в Армении.

- Необходимо помнить о важных вещах. Но какой смысл нагнетать обстановку, говоря о земле предков моей матери? Кого это трогает? Турецкие власти давно уже переписали на свой манер всю историю, и потому турецкий народ понятия сегодня не имеет о земле моих предков. А от властей Турции я ожидаю признания не столько диаспоры, сколько Армении, её народа. Ведь страдаем и подвергаемся блокаде сегодня не мы, а они, те кто живёт в Армении.

- Только одно. Чтобы они оттуда не уезжали. Не рассеивались по всему миру. Пусть не думают, что заграница – рай обетованный. Нужно жить и созидать на своей земле, в своей стране. На чужбине всегда труднее. Но уже есть такие (во Франции, к счастью, такого пока нет), кто приезжает, к примеру, в США и занимается мошенничеством, сомнительными делами. Нашим родителям почти 40 лет пришлось потрудиться, чтобы заложить здесь фундамент. И я не хочу, чтобы доброй репутации армян на Западе таким образом наносился урон.

- Я об этом не думал. Я ещё не нашёл красивого и подходящего слова, которым мог бы поставить точку в своей карьере. 

Беседовала Лусик Гукасян

«Далеко не всё в моей жизни складывалось удачно. Захлопывающиеся перед носом двери, бесцеремонные улыбки, то издевательские, то снисходительные, оскорбительные шутки, бесчисленные отказы под разными предлогами – всё это мне хорошо знакомо.

Как многие другие, я молча сносил обиды, глотал слёзы отчаяния, горевал из-за неудач. Как многие другие, я не раз предпочитал отмолчаться, перетерпеть. И как многие другие, случалось, давал волю своему гневу, теряя над собой контроль, опускался до грубости, что в конечном счёте оборачивалось против меня. Неуверенность, уныние, чувство одиночества терзали меня куда чаще, чем мне хотелось бы это обнаружить. Я замыкался и, чтобы как-то одолеть собственную слабость, воображал себя сильным, стойким. Мне были знакомы голод, холод, усталость, опустошённость, отвращение. Но стоит ли вспоминать все невзгоды, сопутствующие нелёгкому рождению певца?

Мне пришлось испытать и множество других разочарований, однако всё это, я думаю, в порядке вещей. Женщины, всегда занимавшие в моей жизни особое место, относились ко мне по-разному: любили, обманывали, обожали, отвергали. Бывало, я переживал немало счастливых часов, прежде чем оказывался покинутым. Говоря обо всём этом, я не считаю себя ни мучеником, ни святым. Часто я платил моим возлюбленным той же монетой и в этом нисколько не отличался от других мужчин. В свой черёд я покидал в слезах одну, чтобы броситься в объятья другой. Глубоким и искренним чувствам предпочитал кратковременные увлечения. Я обманывал и обманывался сам. Такова жизнь. Думаю, тому, кто добился успеха, не следует, впадая в патетику, говорить о прежних лишениях. Напротив, я тысячекратно благодарю судьбу за то, что я смог найти себя и осуществить свою мечту.

Нелёгкая моя жизнь, как и сердечные разочарования, сделали меня тем, кем я стал сегодня. Я, ничуть не самообольщаясь, могу признаться, что нравлюсь себе таким, каков я есть. И если бы мне пришлось начинать жизнь сначала, я прожил бы её так же…»

Из книги «Азнавур об Азнавуре»